Maybe or maybe not you can save me..

[Stigmmata]

Канон: Тор, Мстители, Marvel. Пост-события
Пейринг: отсутсвует
Жанр: ангст
Рейтинг: R

Listen or download Jamie Dunlap Ship Of Fools for free on Prostopleer

Сюда не проникал солнечный свет.
Слишком глубоко. Слишком отчужденно. Слишком. Все слишком, как для маленького одиночества.
Что говорить, сюда и звуки-то не особо проникали - хотя буквально в двухстах метрах мерил шаги скучающий страж.
Зато отчаяние здесь поселилось, как плотная паутина в углах. Вот только того, кто плел эти сети, видно не было.
И из-за кромешной темноты, и из-за банального отсутствия.
Здесь не хотел надолго оставаться никто, ни единая живая душа, будь она человеком или зверем.
Резкая и болезненная усмешка тронула искусанные пересохшие губы, кожица которых уже превратилась в кровавые хлопья.
Но он и этого не видел.
Здесь все было слишком.

Асгардский суд его оправдал. Ему дали второй (третий, четвертый, сотый) шанс исправиться, зная, что "горбатого могила исправит". На весь Асгард было только двое, кто в это верил. И никого, кто желал бы знать, что он выбрал покаяние. И чем тише он был, тем пристальней смотрел за ним Хеймдаль, тем строже становился Всеотец, тем молчаливей и холодней были другие асы. Его боялись. И ждали беды. Бури после затишья.

Читать дальше

Как загнанный волчонок, лишенный материнского молока и материнской защиты, как зверь, лишенный свободы, а вместе с тем и разума, он мерил свои личные минуты шагами по узкой каменной клетке, стены которой были пронизаны такой защитой, что любая попытка применить магию причиняла невыносимую боль. А он разбивал кулаки в кровь, а потом в углу, подобно волчонку, подолгу зализывал раны и скулил. Не понимал. Ждал.
Поначалу спать отказывался, все ждал того, кто должен был за ним придти. Ждал у двери, сидел на холодном полу, и ждал. Иногда царапался, иногда выл, погружаясь в слепое безумие. Боролся с самим с собой, боролся с желанием разнести все к чертям. Ведь мог же. Но он и правда выбрал покаяние, только ему не поверили.
В моменты, когда синева начинала покрывать тело, он рвал кожу пальцами, не позволяя этому происходить, бредил, шептал, уговаривал. "Я принц..я наследник", - шептал он, задыхаясь прелым воздухом, захлебываясь кровью искусанных губ и рук. Молился. Звал.
Следом за безумием пришел какой-то странный покой. Он уже привык к темноте, его глаза, волчья зелень горела - сам он стал тенью, призраком, шепотом - а глаза горели.
И именно тогда он понял, что ждать бесполезно, что некого ждать. Никто не поверил в его искупление.
Сон пришел следующим. Даже не сон, а зияющее еще более страшной темнотой забытье, в котором проходили его секунды, минуты, дни. Года? Он не знал, сколько здесь находится. Да и не надо было. Уже не надо. А просыпаясь, он смеялся, безумно, хрипло. Сам пугался своего смеха. Сам себя боялся. И продолжал смеяться, даже не по-волчьи, по-шакальи, захлебываясь хриплым кашлем, катаясь по грязному полу, размазывая кровавые слезы по щекам.

А ведь он только начал выходить в залы, решился на прогулки по коридорам, поддерживаемый братом. Он все реже и реже замыкался в своей чахлой комнатушке, чтобы лишний раз и носа не казать. Он читал все больше и больше, уходил в себя, захлебывался знаниями, которых ему отчего-то катастрофически не хватало. Стал беспокойным. Вздрагивал, пугался, хмурился. Молчал. Всегда молчал. Даже заклинания научился произносить мысленно. И только недоверчиво косился на Тора, когда тот приходил к нему и приносил сладости. Хмурился и скалил зубы, если брат пытался подойти ближе. Один раз даже ударил, оставив на щеке розовую полосу царапины. Не подпускал никого, и не подходил ни к кому.
А по ночам сбегал в покои матери, садился в ее ногах, и до боли сжимал зубы, чтобы не лить слезы, пока она перебирала его волосы. Он разговаривал только с ней, да и то взглядом. Как онемел.
Если он улыбался, казался совсем безумным, безудержным, диким. Его улыбка не просто пугала, ужасала, заставляла пятиться и осекаться, проглатывать слова, будто вместо мяса до этого зубы пережевывали требуху.
Но мягкость матери и преданная братская любовь Тора понемногу возвращали Асгарду младшего принца. Он стал появляться. Он стал улыбаться. Иначе, нежели прежде. Он снова одевался в зеленое. Он заговорил.

Время здесь превратилось в хаос. Случайно заблудшая мышь была убита легким движением руки, а после он корчился на полу в невероятных муках. Камера не прощала магии. Он говорил вслух, он знал - его слышат. Он говорил с собой, он говорил с теми, кто никогда более не услышит его. Он говорил с теми, кто намеренно его слушал. И он проклинал. Угрожал. Злился. Умолял. Молил. Оплакивал.
Колени, охваченные руками, ныли от долгого сидения в одной позе, глаза болели из-за напряжения, с которым он всматривался в темноту, как в зеркало, ища в этой тьме отражение самого себя, порождение чего-то ужасного, порождения того, чего все так боялись. Их страх был ощутим оголенными нервами сознания. Иногда ему казалось, что кто-то вскрыл его черепную коробку и бросил на поверхность мозга червей. И теперь они копошились, прорывая каналы, вгрызаясь, лишая рассудка и сил. А силы и правда были на исходе.
"Мама", - хрипло позвал он и расплакался. Как маленький ребенок, который заблудился в темноте своей комнаты и не может уснуть без теплой руки на волосах.

- Выпьешь вина? - рука в тонкой зеленой перчатке держала изящный бокал с красной жидкостью. Он очень хотел порадовать брата, и проделал немало шагов, дабы достать напиток, почитаемый альвами. Он пришел к Тору, легкий, веселый, озорной. Как в юношестве, пока не пришла его пора обозлиться на все, что не только окружало его, а и сделало таким, каким он в итоге стал. Зеленый костюм шел ему сегодня как никогда.
Он смотрел на брата, протягивая ему бокал с вином, цвета ярче, чем багровый плащ оного. Смеялся уголками глаз. Лучился. О да, он был во многом благодарен Тору. И даже за то, что "асгардский суд оправдал его".
Он никогда не вспомнит, как раскрылась дверь, как туда ворвались стражи. Он запомнит только падение хрусталя на каменный пол. Он запомнит капли, что словно кровь, останутся на его сапогах. Он видел каждую секунду того, как вино переливалось в воздухе, тем самым предвещая нехорошее. И он слышал только обрывки слов. Фригг... Яд... Умерла... Он слышал крик Тора. Он не понимал ничего. Время остановилось, замерло. Замерло, как нетронутое вино в воздухе.
Только потом он узнал, что мать кто-то отравил. И что яд был найден в покоях Локи. Точно такой же зеленоватый пузырек. И только потом он узнал, что в этот вечер он собирался отравить и брата. Последний узнал.
Больше он не слышал ничего...

Дверь отворилась. Он уже не видел. Смотрел и не видел. Он чувствовал. И именно поэтому зашипел, вздергивая верхнюю губу, когда понял, что к нему подошли. Он не позволит никому к себе прикасаться. Он шарахнулся в сторону. Из горла вырвался рык. И только после тяжелой руки и не менее тяжелой затрещины понял - за ним пришли. Пришли, чтобы исполнить приговор. Ему осталось совсем чуть-чуть.
Он встал сам. Гордо. Облизал губы и нехорошо улыбнулся, очень нехорошо. Он чувствовал страх тех, кто пришел за ним. Но он же избрал покаяние. Он сам протянул им руки, зная, какой был приказ. Он позволил себя связать. И сам пошел вперед. Спотыкаясь. Но шел. Он знал, куда идти.

Тор был готов разнести все. Ровно с того момента, как Локи увела стража, обвинив в убийстве и в покушении на убийство. И Тор, который сам накрыл лицо матери прозрачной белой накидкой, ни на секунду не поверил в то, что это дело рук брата. Кого угодно, но ее. Никогда. Ни за что. Даже, если бы ему приказали. Кого угодно. Он бы с удовольствием рвал бы Тора на части, расписываясь на крови. Но не мать.
Тор знал - кто-то специально создал ловушку для Локи. И даже Хеймдаль, который мог сказать правду, молчал, пылая своей тихой ненавистью ко всем йотунам в кружеве девяти миров.
А на суде его посадили наравне с 11 судьями, предписав самому выбрать приговор для Локи. Варианта было два: смерть или жизнь. Да вот только жизнь без магии. Судьи были намерены лишить его рук и языка, тем самым украв его сущность. Тор смотрел на брата, пытался смотреть в его глаза, уловив злую улыбку, когда огласили оба варианта. Он знал, что выбрал бы сам Локи. Но ни в том, ни в том, он сам, сын Одина не мог расписаться.
И он не позволил вынести им приговор его языком. Он крушил все, рвал и метал, разбрасывая вся и всех, что попадалось ему под руку. Крушил до тех пор, пока не рухнул на землю, обездвиженный. За непослушание его ждало свое наказание. Наказание. За сострадание.

Он никогда не узнает, что Тор не пришел не потому, что признал его вину. Он никогда не узнает, что Один вышвырнул сына в Мидгард, оставляя Мъелльнир в Асгарде, дабы старший не мог помешать исполнению приговора. Один сделал его смертным, навеки. За непослушание. За сострадание. Он никогда не узнает, как рвался к нему брат, дабы облегчить участь, вырвать его из каменной клетки, забрать с собой. Ни-ког-да.
Он шел прямо, зрение возвращалось к нему с каждой новой ступенькой. На губах играла радостная улыбка - сегодня все закончится. Главное, чтобы все было быстро. Главное, чтобы не было больно.
А больно будет. И он это знал.
Помост. Ступени. Плаха. Яркое солнце.
Ярко-красный плащ палача, который уже держал секиру наготове. Локи засмеялся. Какая ирония. И от этого смеха стало больно. Больно до грудного крика, которому он не позволил вырваться.
Он всегда хотел умереть от руки брата. Всегда. Так будет проще.

Разве знал он, что его не просто боялись? Разве мог он знать, что обеспокоенной Фригг одной ночью придет видение, которым она сама приговорит сына к гибели? Разве знала она, что этот горький шепот услышит Один? "Он станет началом конца, он станет судом, и имя тому суду будет Рагнарек". Испуганный шепот испуганной матери. Не за жизнь асов, беспокойство за своего мальчика, которого ждет ужасное. И мысли, мысли, мысли - обезопасить, укрыть, уберечь. Разве знала она, что вино принесенное ей "от Локи" будет отравлено?
А даже если бы и знали - и он, и она, разве бы позволили нити плестись в другую сторону, скручиваясь из ровной в узелки.

Он в последний раз посмотрел на солнце, потом на Всеотца, торжественно улыбнулся, скрывая смех за ядом усмешки, что плясала на его губах. Ему нечего бояться. Он ведь избрал покаяние. Он не слышал, как читали приговор.

Кто-то обнял его за плечи, мягко, прижал к себе. "Я с тобой, Локи". И он знал этот голос. Он зажмурился. Стоит только поднять руку и пальцы утонут в россыпи белоснежных волос. Он всегда был рядом. Он один, кто до конца верил в лучшее, что хранил зеленый стеклянный осколочек его души. Он открыл глаза, не веря, улыбаясь.
- Тор? - голоса не было. Вопрос, произнесенный одними губами.
- Хватит. Настрадался. Пойдем, - Тор берет его руку, сжимает пальцы, смотрит в зеленые глаза и целует в серединку ладони, тем самым отдавая ему частичку своей души, которая просто обязана спасти младшего.
И Локи, не вытирая набежавших слез, кивает.
Жаль это был всего лишь сон...

Он не ошибся - больно не было. Ничего не было.
Только ярко-красный плащ палача. Какая ирония.

Мир пошатнулся...

.. "он станет началом конца"..